Буквально накануне Нового года из Италии пришла весть — фильм Александра Галибина «Сестренка» признан лучшей молодежной картиной на международном фестивале. Несколько лет назад Галибин начал снимать детское кино, и только что закончил работу над картиной «Маруся Фореvа». Мы поговорили с режиссером и выяснили, что он хочет вернуть в кинематограф «ноту Ролана Быкова».

Фото: Вячеслав Прокофьев/ТАСС

Александр Владимирович, начну с "Сестренки". Кажется, не проходит и недели, и уж месяца точно, чтобы эта военная драма не получила на каком-нибудь кинофестивале очередную награду.

Александр Галибин: Признаться, мы не предполагали, что будет такой успех, и главное — зрительский успех. До сих пор, действительно, приходят восторженные отклики и от участников фестивалей и от простых зрителей. Конечно, я этому рад — не потому, что мне льстят добрые слова и награды, а потому что я хочу продолжать погружаться в мир детей. Мне он чрезвычайно интересен.

"Маруся Фореvа" — это уже ваша третья полнометражная картина. И удивительно, как легко вы вошли в кинорежиссуру.

Александр Галибин: Да, мой отец много лет работал на "Ленфильме", и он не раз брал меня с собой в экспедиции. Помню, как снимали "На диком бреге", "Если позовет товарищ" — это было в начале 60-х. А на съемках "Крепостной актрисы" меня катали на санях Сергей Юрский и Тамара Семина… Пожалуй, это одно из самых сильных впечатлений детства, что касается кино. Так что в принципе мой приход в кино был вполне органичен.

Да, и мне кажется, что вам на съемочной площадке ничуть не менее комфортно, чем в театре, хотя вы находитесь в принципиально других условиях.

Александр Галибин: Я, пожалуй, и в самом деле не могу сказать, где мне комфортнее. Если снимаешь со своей командой, то и на съемочной площадке можно добиться ощущения "дома", как и в театре.

Но миллион факторов, которые не зависят от вас, но влияют на процесс — от погоды до внезапно сломанной аппаратуры, когда все сыпется…

Александр Галибин: А мне нравится такая непредсказуемость, не какая-то ровная дорога, а с ухабами, но на которой можно столкнуться с чем угодно, как со знаком минус, так и со знаком плюс. И поверьте, плюсов гораздо больше, чем минусов.

Но не скучаете по театру?

Александр Галибин: Дело не в том, скучаю я или нет. Я все, что происходит в моей судьбе, принимаю. Случилось так, что я на три года уехал в Сибирь, руководить театром "Глобус", значит, так должно было случиться. Я вернулся в Петербург — значит, так складывается моя дорога. Потом я занялся "Золотой рыбкой", и мы уже практически запустились, но случился финансовый кризис и деньги улетели в никуда. Надо было решать свою творческую судьбу и тогда я вновь пришел в театр. Но сценарий "Золотой рыбки" меня преследовал, поэтому, когда в театре, которым я руководил, возник конфликт, я спокойно ушел из него и вернулся к сценарию. И я рад, что все так сложилось, потому что эту картину я посвятил своему папе. Мне очень хотелось отдать дань этому поколению детей 40-х, которые пережили и вынесли на своих плечах так много трудностей и бед и, тем не менее, не утратили самое важное — любовь к жизни. И я бесконечно благодарен своим родителям, которые потом меня учили и любви к жизни, и тому, что надо уважать чужой труд и трудиться самому, ничего не требуя взамен, что надо любить и уметь дорожить семьей, и наконец, они меня учили прощению. Мама всегда говорила: "Саша, надо уметь прощать. Прощать все и всем. Потому что без прощения нельзя жить".

Интересно, что вы заявили о себе как режиссер острой современной, так называемой "новой драмы". И вдруг сделали такой крутой поворот в сторону кино о детях.

Александр Галибин: Но я ушел в кино не потому, что мне разонравился театр. Я с удовольствием сделаю что-то, но пока нет той истории, посредством которой я могу вести диалог — с миром, с детьми, со взрослыми. А когда такого диалога нет, не интересно просто взяться за какую-то пьесу. Уверяю вас, это можно сделать легко — конечно, мне придется посидеть-подумать часов 5-6, может, день, но я ее поставлю. Только зачем? Когда я задаю себе этот вопрос — "зачем", — очень многое делать не хочется, в том числе с профессиональными актерами. А детский мир меня затянул, и я не могу остановиться. Мне хочется двигаться все дальше и дальше и вести диалог через детей. И потому, что дети ничего не играют, они такие, какие есть, и этого абсолютно искреннего, абсолютно прозрачного чувствования очень сложно добиться от взрослого актера. И потому что все мы знаем: все, что происходит в детстве, потом сказывается в нашей взрослой жизни. Хотя мы можем и не понимать, за что получаем подарки или удары судьбы. У Александра Грина есть замечательный рассказ, герой которого видит, как другие дети вешают котенка. И в финале он пишет такую замечательную фразу: "Впечатления детства… Какова их судьба?" Те поступки, которые мы совершали в детстве, потом зеркально отражаются в нашей взрослой жизни.

Но почему тогда вы не рассказываете о своем детстве?

Александр Галибин: Мое детство не было столь насыщенно событиями, чтобы о нем можно было интересно рассказать с точки зрения кинематографа. Другое дело, что свои ощущения, как проекцию, я могу опосредованно передать через истории других людей.

В "Золотой рыбке" и в "Сестренке" дети находились в сложных жизненных обстоятельствах послевоенной и военной поры. А что сейчас? Как-то Кшиштоф Занусси рассказал про своего студента, который признался, что единственный выбор, встававший перед ним: что лучше нокиа или самсунг.

Александр Галибин: Но это проблема этого молодого человека. Да, за плечами сегодняшних детей не стоит война, как за героями "Золотой рыбки" или "Сестренки". Но при этом психологически проблема может быть гораздо глубже.

Поколение, о котором я снимал прежде — это поколение моих родителей. Они прожили трудную, но счастливую жизнь. Это не была "стерильная" семья — родители, бывало, ругались, не хватало денег, не обходилось без каких-то семейных неурядиц. Но главное, что они жили честно. И глядя на них, я понимаю, что это уходящие люди, таких больше не будет. И не дай бог, чтобы возникли те обстоятельства, в которых они взрослели — это повлияло и на их психику, и на их быт, в котором они прожили всю жизнь.

Здесь все-таки современная история, персонажи не отягощены ни катастрофическим знанием, ни опытом. Но это же не значит, что они ничего не переживают. Просто они артикулируют свои переживания иначе, чем мы. И мне интересно взглянуть на сегодняшнего молодого человека, который меняется благодаря тому, что в его жизнь вошло маленькое существо со своим видением мира. В этом смысле все три мои картины объединяет одна особенно важная для меня тема маленького человека, совершающего поступок. И не потому, что его на это наталкивают взрослые, а потому что это его, ребенка, собственный выбор. Сегодняшние дети не готовы самостоятельно мыслить. Рядом с ними всегда взрослые, интернет, гаджеты, все то, что мешает маленькому человеку состояться. Маруся потому и героиня, что она — исключение.

Оператор картины Сергей Астахов заметил, что на самом деле, "Маруся Фореvа" — кино для взрослых, для тех, кто оказался в такой же ситуации, как ваш герой — неожиданного отцовства и связанного с этим ответственности. Кто же все-таки главный герой фильма?

Александр Галибин: Оба. И я не считаю, что это кино для какой-то определенной части публики. Мне хотелось, и я строил эту историю таким образом, чтобы ее смотрели зрители всех возрастов. Как и "Сестренку" и "Золотую рыбку" — эти картины ведь тоже не детские в прямом смысле слова. А что касается "Маруся Фореvа", то она не социальная, несмотря на ту пружину, которая заложена в нее, она не психологическая, с точки зрения соцреализма, на котором я воспитан. Несмотря на то, что она про непростые отношения между героями, все-таки это светлое кино. Поэтому и Петербург, в котором разворачивается эта история — далек от растиражированного образа холодного, казенного города, построенного на гибельном болоте. Мне хочется, чтобы, глядя мою картину, зрители увидели не Петербург Достоевского или Мандельштама, который считал, что "в Петербурге жить — словно спать в гробу!", а уникальный город, в котором живут люди с прекрасными, чувственными сердцами.

Вы видели последнюю картину Ролана Быкова? Его же "Чучело" отдыхает! Настолько сложнее и острее конфликт…

Александр Галибин: Мое глубокое убеждение, что такое сильное по воздействию искусство, как кинематограф, должно нести свет. И таким был кинематограф Ролана Быкова. Мне как раз хочется вернуть в детский кинематограф ту ноту, которую мы с уходом Ролана Антоновича потеряли. Для него главным было то, что ребенок — это не повод для выражения режиссерских амбиций или сюжетного хода, когда ребенок как личность ничего не значит. Быков принципиально отстаивал позицию, что искусство для ребенка — это возможность высказывания прежде всего самого ребенка, как личности, со своим видением, глубоким мировоззрением. Задача взрослого человека — помочь ему двинуться в ту сторону, ради которой ребенок пришел в мир.

Источник: rg.ru